Синий дракон ушёл к морю, на север, где седая сталь облаков превращала небо в панцирь доспеха. Там, среди волчьего воя ураганов и рёва штормов, ему было легче прятаться от любопытных смертных. Закутаться в косматую тучу, спрятаться в грохочущем плаще бури, или уйти под воду, и на несколько мгновений раствориться в волнах, отдаться на волю стихии. В эти моменты могучий дракон казался себе младенцем в колыбели древнего старика Океана. Год за годом, век за веком – лишь бесконечность небес и моря, да ветер, поющий на все голоса. Он ни разу не повторился – хохотал, выл, рыдал и рычал, раз за разом на новый лад, будто за туманным и зыбким его силуэтом были тысячи лиц. Но сегодня ветер впервые пел о людях так долго, и дракон никак не мог понять, чего в ревущем голосе больше — насмешки или удивления. Ветер пел, что смертные поймали его в пёстрые ловушки, что хвосты его увязают в парусах и флагах, и что люди хотят, взнуздав его, будто скакуна, покорить сам океан. Драконий хвост плетью вспорол облака, разорвал ленивые тучи на ошмётки-перья. Как они смеют, эти глупые самонадеянные людишки, даже мыслить о том, чтобы приручить стихию?! В гневе и бешенстве, укутанный в сверкающий ярче всякого серебра доспех из молний, дракон стрелой мчался к кораблям. Изничтожить, раздробить, чтобы и следа их не осталось на водной глади! Гибкое тело изогнулось дугой, готовясь рухнуть небесной карой на глупых смертных… Дракон застыл, в изумлении глядя на сотни других драконов. На носах кораблей — оскаленные драконьи головы, щиты по бокам бортов — чешуя, искристая и сияющая в ласковом свете солнца. И Океан так бережно и ласково баюкал их в своих огромных ладонях, испещрённых морщинами волн. Дракон долго любовался собственными отражениями и тем, как проказник-ветер треплет тяжёлую ткань парусов. «Подглядели же, однако… Похоже, смертные, и вправду похоже. Пусть будет по-вашему». Много лет прошло с того дня. Никто уже не украшает драконьей головой нос судна, и паруса стыдливо опустились на задворки истории. Хищная сталь теперь служит кораблю телом. Но до сих пор, когда бушует неистовый шторм, и огни святого Эльма короной призрачного пламени венчают мачту, — в разорванном брюхе туч, в ореоле из белого света грозы появляется дракон, синий, как само море, и буря сходит на нет.
